Май 2004 Первомайские праздники. Начало дачного сезона. На улице холодно, сыро и серо, никакого настроения куда-то тащиться. Но надо хоть мусор убрать, поднять малину и крыжовник, пришпиленные на зиму к земле, да и просто проведать сад. До сада рукой подать, три минуты ходу через околок. Под ногами мёртвые серые листья, серая трава. И серое небо над серо-зелеными ветками вербы. В стороне от тропинки что-то зашуршало, и в шаге от меня на тропинку вышел большой и, конечно, тоже серый, ёжик. Я остановилась, чтобы не спугнуть зверька. Он важно протопал через тропинку, спустился во впадинку с прошлогодним мусором, что-то обследовал, взобрался на пригорок и вдруг замер на нём, подняв правую заднюю ножку. Я прыснула со смеху: ну пёс, ну волк, ну лев, в конце концов, но чтобы ёж?!! Ёжик подпрыгнул на всех четырех ногах, сердито фыркнул и пошел обратно через тропинку, не обращая на меня внимания. Через секунду он скрылся в прошлогодней сухой траве с явным сознанием перевыполненного долга. Всё вокруг осталось по-прежнему серым, но затеплилось в душе что-то радостное, знакомое с детства, что всегда бывает при встрече с живностью, и я весело ускорила шаги – страда торопит.
А всего через неделю началась несусветная, под сорок градусов, жара. Под майским, ярко-синим, ещё невыгоревшим небом появилась на деревьях первая нежная листва. Через пару дней все деревья будут одинаково зелеными, а сейчас эта брошенная на стволы изумрудная, оливковая, коричнево-желтая и даже розоватая дымка, делает их такими непохожими друг на друга.
Молодая нахальная трава с веселым ликованием вырвалась из-под земли, мгновенно покрывая пустоши, гари, да и просто свалки - все, что оставил после себя “человек разумный” в своём дурацком стремлении изменить мир к лучшему.
Июнь 2004(начало) Жара не унимается, дождей нет. Тюльпанам и нарциссам совсем плохо в этом году – варятся, не успев расцвести. Практически
одновременно цветут черемуха и слива, сирень и ландыши, рябина и калина. В саду цветов мало. Вот-вот зацветут ирисы и пионы, а пока ситуацию спасают неприхотливые свечи люпинов.
Невыносимый, звенящий зной!
Уже совсем зеленые деревья, как среднеазиатские минареты, плывут, надменно покачиваясь, в горячем неподвижном воздухе. Сибирь, конечно, Азия, но ведь не до такой же степени Средняя!
Ночью, правда, прохладно и безумствуют соловьи. Июнь вообще месяц птичий. Днём в саду стоит невероятный гвалт из трелей, писка, гомона, кукования. Порой совсем забываешь, что живёшь всего в полутора километрах от прелестей большого города. Кукушки в этом году летают просто тучными стадами, урожай, похоже, на них нынче. Стрижи с резким, стремительным свистом рассекают синюю ткань неба на прихотливые ломаные лоскуты. По свежевскопанной земле бродят молодые скворцы, только что пережившие восторг и ужас первого в жизни полёта, но всё ещё отчаянным криком выпрашивающие у родителей их непосильным трудом заработанный хлеб.
Но вот на старое высохшее дерево опустилась большая ''бананово-лимонная” птица. И сразу запела. И все другие звуки как-то отодвинулись, отступили куда-то. Это красавица-иволга ко мне в сад пожаловала. Всего одна-две музыкальных фразы, но какой сильный, глубокий, чистый голос! А интонация то печально-вопросительная, то недоумённая. Такой жёлтый птичий Пьеро… Пернатый Вертинский.
Июнь 2004(конец) Провожала свою гостью и в разговорах о цветах не заметила, как сама очутилась в гостях в её саду. Этот сад произвел странное впечатление – ни одной прямой линии, практически нет дорожек, только от калитки до домика. Никаких посадок стройными рядами, но зато как всё здорово растёт! Несметное количество жимолости собственной селекции, виноград, чудесные цветущие чубушники, сливы и яблони. Нет в саду перекопанной земли, поэтому нет и грязи. Но и сорняков нет: под все кусты брошена скошенная трава. Крупная аквилегия прихотливо разбросана по саду пышными куртинками. Садовая земляника тоже растёт не грядками, а маленькими полянками. Ходишь по саду, как по лесу или как по запущенной дворянской усадьбе. Только вот запущенность эта обманчива – такой вкусной (и разной!) жимолости и земляники никогда не ела. Кусты жимолости просто сине-сизые от обилия ягод. Подошла к бочке сполоснуть чёрные от ягодного сока руки и вдруг увидела на поверхности воды бело-розовую кувшинку. Маленький цветочек с некрупными округлыми листиками, неожиданный запах чистой реки из старой ржавой бочки мгновенно перенесли меня в далёкое детство у бабушки под Тамбовом.
Спокойная, тёмная, почти неподвижная вода Цны, детский визг у берега, заросли ослепительно-белых кувшинок и медвяных жёлтых кубышек, их длинные стебли, из которых мы делали бусы. Белый монастырь на низком левом берегу, огромный, неохватной ширины, дуб на правом. Блуждающие светлячки в малине за окном, мелкие, зеленые, почему-то пахнущие селёдкой, цветочки бересклета. И я, первоклашка, отправляюсь в свою школу за четыре километра на дальний лесной кордон. И моя молодая мама, и очень ещё красивая бабушка провожают меня с крыльца просторного деревянного дома, довольные тем, что я легко учусь и никогда не приношу обратно натолканные мне в портфель на завтрак бутерброды. И их понимающие улыбки и смех, когда встречая меня однажды после уроков, они застали свою школьницу на лесной дороге в развеселой компании всех окрестных дворняг. И колокольчики с ромашками на опушках, и поляны лютиков по дороге на пригородную станцию, где мы встречали деда. И мои первые горькие детские слёзы из-за потерявшегося в этих лютиках котёнка…
По поверхности воды зашлёпали крупные капли дождя, я очнулась, попрощалась с хозяевами и заторопилась домой, переполненная впечатлениями и воспоминаниями. И никак не могла уснуть, проворочалась до пяти без сна. Встала, подошла с леечкой к окну. За окном старый высохший тополь, ровесник дома. Чего только не перевидал он на своём веку, заслуженный ветеран. А недавно местные власти решили убрать старые деревья, тополю подсекли кору, да так и бросили умирать. Тополь изо всех сил цеплялся за жизнь, пытался по весне зеленеть, но весна и начало лета были такими сухими и жаркими, что шансов у дерева, конечно, не осталось. Зато этот тополь почему-то облюбовали птицы. Сейчас на улице тишина, дом ещё спит, и на тополе расположились ярусами воробьи, скворцы, иволга, несколько крупных черных, с хриплыми голосами, птиц, похожих на дроздов, кукушка и даже дятел. Эта пёстрая компания распевала на все голоса целый час, пока я поливала свои цветочные поляны. Но вот к дому тихо подкатила иномарка, хлопнули дверцы, и очарование раннего летнего утра исчезло, разлетелось на осколки вместе с птицами.
Июль 2004 Кончился отпуск, вышла на работу. Только вчера навела в саду порядок: сняла плёнку с огурцов, подвязала плети, пропасынковала помидоры, а сегодня к обеду выпал крупный, обильный и с сильным ветром град. Дома даже оконное стекло раскололось, как от вражеской пули. В сад не пойду сегодня, нечего сердце себе рвать, представляю, какая там каша.
В сад сходила на следующий день. Жу-у-утики, конечно. Огурцы можно было не подвязывать, всё равно плети почти все срезаны градинами, помидоры перепасынкованы заново. Самые крупные дыры на баклажанах, их град просто порвал, как Тузик тряпку. А самый жалкий вид у лука: перья отдельно, головки отдельно. Зато цветы все целёхоньки! И фуксии в подвесах висят себе на сливе, как ни в чём не бывало. Пожалела меня природа, не тронула самое дорогое и любимое. Всегда любила лето до покоса, до земляники, до Петрова дня. Потом, как правило, начинаются затяжные дожди с ветром или духота, гнус. Вот и сейчас уже почти не слышно птиц, и мошкА началась. Мошки много, она разная, но вся злющая. Забивается в нос, в глаза, в уши, кусается так, что слышно, как лопается при укусе кожа. Укусы долго не проходят, очень сильно чешутся. Придётся применять новомодное средство на растительном масле и ванилине.
Применила. В прихожей споткнулась глазами о своё отражение в зеркале и рассмеялась - видок ещё тот! В сад поскакала, сверкая на солнце маслом и загаром, как бабушкин медный таз для варенья, и благоухая ванилином, как бабушкина же сдобная плюшка.
Зачастили дожди. Сегодня тучи тяжёлые, низкие, серые. Свинцовыми их не назовёшь – много чести. Они больше напоминают вороха давно не стиранного, грязного белья, разбросанного, как попало по всему небу, рукой нерадивой или немощной хозяйки. Кажется, что и дождь-то из этих туч сейчас прольётся непременно грязный, холодный и противный.
И дождь, конечно, пошёл. Пошёл обычный летний, чистый и теплый дождик, порадовав недолговечной, но яркой и высокой, в полнеба, радугой. И бесследно смыл плохое настроение.
Август 2004 Тепло по-летнему. Но день стал короче, для работы в саду не хватает вечера. Во дворе уже слышно зимнее посвистывание синиц, и маленьким стальными утюжками снуют по морщинистым складкам старого тополя деловитые поползни. Летом этих птичек возле жилья не видно. Рябины поспело так много, что усыпанные ягодами гибкие ветви висят почти до земли. Похоже, морозы этой зимой будут нешуточные.
Дома расцвёл, наконец, долгожданный Импьюденс. Танцуют цветочки что-то знакомое, второй день не могу вспомнить, что же мне напоминают эти белые распахнутые кружащиеся юбочки, эти округло поднятые вверх руки-чашелистики. И обрывки какой-то мелодии вроде в голове звучат, а вот, поди ж ты, никак не вспомню, заклинило...
Зацвёл и Свонли Джем, пушистый кустик с мелкими листочками и многочисленными некрупными цветами, похожими на яркие двухэтажные пуговицы. Один из многих красно-фиолетовых, но взгляд на нём неизменно останавливается, хорош! Но что-то сдаётся мне, что это вовсе не Свонли, а Лорд Байрон. Надо будет покопаться в картинках. Мелани тоже понравилась, первые два цветочка расцвели, порадовали, очень легко представить этот кустик весь в тёмных, изящных, вишнёвых цветах. Всё, всё отползаю спать, уже двенадцать, завтра дополиваю свои фуксии на втором подоконнике и фиалочные поляны. Рухнула, закрыла глаза…
Есть!! Есть…ведь вспомнила! Вспомнила, что танцуют эти цветочки Импьюденса.
Хоту они танцуют, Арагонскую хоту, точно её! Этот танец в исполнении знаменитого когда-то ансамбля Игоря Моисеева раньше часто транслировали с праздничных концертов. (Н-да, сейчас по ящику всё больше Боря Моисеев или Верка Сердючка, не ко сну будь сказано).
Фу-у… от души отлегло. А то бы мучалась дальше при каждом взгляде на подоконники. А на эти подоконники уже на днях надо тащить все фуксы из сада. Штук тридцать-сорок. Интересно, куда я все это хозяйство впихну, ещё ведь рамы закрывать? Коллекция распухла, надо что-то с зимовкой опять придумывать. Скорее всего, развешу, что смогу, на карниз и на все мыслимые выступы у окна. А остальное придется расставлять по подоконнику в два этажа.
Ну вот, как там пел один старый бард: “и тучи повисли седыми клоками, и кончился месяц под номером восемь”.
И прошёл ещё один Год Цветовода.